Историко - философские аспекты смертной казни

Проблема смертной казни имеет глубокие историко-философские корни. Как узаконенный вид наказания она появилась с появлением институтов власти, при переходе к обществу, регулируемому закрепленными нормами и правоотношениями.

Что касается древних мыслителей, то их мнения в общем о смертной казни - это философский аспект и религиозное мировоззрение.

И Кант, и Гегель не сомневались в необходимости смертной казни как меры наказания, продиктованной философией права, моральными принципами, христианским вероучением.

Говоря о Гегеле, мы должны ранее всего обратить внимание на его сомнения в отношении так называемого абстрактного равенства между преступлением и наказанием. Доведенное до логического конца, такого рода уравнение приводит к абсурду: за воровство следует наказывать воровством, за грабеж - грабежом. А если глаз за глаз, то как быть в случае, когда виновный и без того кривой? Положение тем более осложнится, справедливо замечает Гегель, "когда психология привлечет к рассмотрению величину чувственных побуждений и связанную с тем слишком большую силу злой воли или, если угодно, слишком слабую силу и свободу воли вообще».

Особых размышлений заслуживает концепция известного немецкого философа А. Фейербаха. Опираясь на Канта с его концепцией уголовного закона как "категорического императива" (нравственного воздаяния), Фейербах идет далее, поскольку его, Фейербаха, "угроза закона" не отличает личность от личности, побуждения от побуждений, страсти от их извращений, т.е. всего того, что мы относим к субъективной стороне преступления. Достаточно вменяемости, остальное второстепенно. Он выдвигал на первый план социальную опасность деяния и, соответственно, требовал тем большей строгости, чем преступление социально опаснее.

Выдающийся итальянский просветитель и гуманист Ч. Беккариа в своем широко известном труде "О преступлениях и наказаниях" (1764 г.) сформулировал основные этические, уголовно-политические и юридические аргументы против смертной казни, убедительно доказывая на историческом опыте реальную возможность отказа этой меры без каких-либо потрясений, показывая, что излишне суровые наказания лишь ожесточают нравы людей.

Ч. Беккариа исходил из того, что человек сам не властен в собственной жизни, сам не имеет права располагать ею и не может отказаться от нее. Как же он может отчуждать ее другому? Каким образом он может передать обществу право, которого сам не имеет? Следовательно, жизнь человека неприкосновенна: не индивидуум, ни общество не имеют права над нею, поскольку она дается свыше, а не законами и декретами.

Ф.М. Достоевский утверждал, что " .человек непременно должен отвечать за себя". Он должен контролировать свои эмоции, уметь противостоять порыву низменных страстей (таких как зависть, ревность, мщение, корысть и т.д.). Если владеть собой человек не в состоянии, то он как минимум нуждается во внешнем контроле. Если же несдерживаемый внутренне никакой нормой, никакой законностью преступник превращается в кусок "мяса с зубами и желудком, с неутолимой жаждой наигрубейших, самых зверских телесных наслаждений, за удовлетворение которых способен хладнокровнейшим образом убить, зарезать", то такой нравственно-правовой "квазимодо" подлежит безжалостному "выкорчевыванию" из общества.

Практический перелом в отношении к смертной казни наметился с первыми актами ее законодательной отмены, пришедшимися на 60-е годы прошлого века.

С началом модернизации государства и права (конец XVIII - XIX в.) начинает обсуждаться проблема гуманизации наказаний, в том числе и ограничения применения смертной казни. Философы, юристы, политики все настойчивее выступали против членовредительских наказаний, мучительных видов смертной казни и высказывались за некоторое ограничение применения смертной казни или даже ее отмену.

Заметим, что с 1891 г. в русских гражданских судах не было вынесено ни одного смертного приговора. А что касается "столыпинских галстуков", приходившихся на 1905 - 1907 гг., так ведь то была пресловутая военно-полевая юстиция, вызывавшая почти всеобщее отвращение и негодование.